Поэтам следует печаль

Людей теряют только раз,
И след теряя, не находят,
А человек гостит у вас,
Прощается и в ночь уходит.
А если он уходит днем,
Он все равно от вас уходит.
Давай сейчас его вернем,
Пока он площадь переходит.
Г. Шпаликов

У многих из нас есть любимые писатели, художники, поэты, музыканты, режиссеры или актеры, творчество которых доставляет нам много приятных ощущений, кому мы благодарны за те светлые минуты нашей жизни, в которые мы чувствовали себя счастливыми, испытывали восторг, светлую грусть или вдохновение, наслаждаясь их произведениями. Поэтому очень больно думать о тех из них, кто ушел раньше времени – сколько ещё всего не сделано, на какие духовные сокровища обокраден этот мир в связи с их преждевременным уходом! И особенно больно думать о тех, кто завершил свой путь на этой земле по своей воле. Какие душевные страдания надо испытывать, чтоб решиться на такой шаг? Какой силы боль должна разрывать человека изнутри, чтоб он посчитал её несовместимой с жизнью и выбрал смерть? Я часто задумываюсь над этим, когда вспоминаются стихи, песни или фильмы по сценариям Геннадия Шпаликова.

Трудно найти человека, выросшего в Советском Союзе, кто бы не знал и не любил фильм Георгия Данелия «Я шагаю по Москве». Многие наверняка помнят «визитную карточку» этой киноленты – песню с одноименным названием в исполнении Никиты Михалкова:

Имена режиссера и актеров этой чудесной картины по сей день у нас на слуху, тогда как память об авторе её сценария, Геннадии Шпаликове, почти что канула в Лету. Впрочем, сценаристы всегда остаются в тени – такова специфика их роли в процессе создания фильма. Есть ещё некоторые работы Шпаликова, которые по сей день достаточно хорошо известны – это и фильм Марлена Хуциева «Застава Ильича», вокруг которого было много шума, и «Иваново детство» Андрея Тарковского, получивший гран-при Каннского фестиваля, и фильм Ларисы Шепитько «Ты и я» с Юрием Визбором в главной роли, и собственная режиссерская работа «Долгая счастливая жизнь» с Кириллом Лавровым и Инной Гулая в главных ролях. Остался ещё сборник стихов Геннадия Шпаликова и несколько десятков совершенно замечательных песен на его стихи.

А сколько их могло бы быть, не случись той страшной трагедии 1 ноября 1974 года? Почему он решил свести счеты с жизнью, и можно ли было предотвратить этот шаг? Если попробовать взглянуть на это с точки зрения системно-векторной психологии Юрия Бурлана, то мы найдем ответ. И узнаем что делать, чтобы подобные ситуации не повторялись с другими людьми. Согласно этому направлению в психологии, существует восемь типов характера, восемь кирпичиков, из которых строится человеческая индивидуальность. Кто-то обладает сразу несколькими векторами, кто-то несет в себе только один. В любом случае, их сочетание, состояние их развитости, влияние внешней среды на их реализацию и много-много других факторов делает нас уникальными, такими, какие мы есть. И вместе с тем, даёт ключик к пониманию того, что происходит с нами.

Творчество и зрительный вектор

Если перечитать воспоминания друзей Геннадия Шпаликова, его жены, дочери, посмотреть записи в его собственном дневнике, послушать стихи и вспомнить фильмы, то легко определить в векторальном наборе этого удивительного человека тонкий и вместе с тем яркий, наполненный зрительный вектор – именно он явился причиной такого фантастического таланта. Чтоб убедиться в этом, достаточно просто прочитать его стихотворения:

Любимая, все мостовые,
Все площади тебе принадлежат,
Все милиционеры постовые
У ног твоих, любимая, лежат.
Они лежат цветами голубыми
На городском, на тающем снегу.
Любимая, я никакой любимой
Сказать об этом больше не смогу.

Эти стихи были посвящены Наталье Рязанцевой – первой жене поэта, брак с которой был разрушен из-за того, что Геннадий имел неуправляемую тягу к спиртному. Мало кто знает, что знаменитый афоризм «С утра выпил – день свободен» принадлежит именно ему. Но когда ситуация выходит из-под контроля, уже не до смеха. Брак распался, но молодому, подающему надежды, и успешному сценаристу и поэту было ещё за что бороться.

Наташа, ты не наша,
А все равно — моя.
Одна хлебалась каша,
Сидели без рубля.
Да и не в этом дело,
Подумаешь — рубли.
Я так же оробело
Люблю тебя. Любил.

Шпаликова обожали все, он обладал каким-то особенным магнетизмом, был вхож в любой дом, прожигал свою жизнь на полную катушку. Свои сценарии чаще всего писал по ночам, а стихи – буквально налету. Та самая песня «А я иду, шагаю по Москве» была написана прямо на съемочной площадке за несколько минут. Друзья часто удивлялись: как он может под утро, в самом конце какой-нибудь вечеринки, когда все уже засыпали, вдруг сесть за стол и написать несколько десятков страниц нового сценария?

Талант его был настоящий, природный. По-зрительному живые, яркие, точные строчки, прозрачные как ручей – ясное родниковое слово, такое простое, и такое пронзительное:

Я вижу вас, я помню вас
И эту улицу ночную,
Когда повсюду свет погас,
А я по городу кочую.
Прощай, Садовое кольцо,
Я опускаюсь, опускаюсь
И на высокое крыльцо
Чужого дома поднимаюсь.
Чужие люди отворят
Чужие двери с недоверьем,
А мы отрежем и отмерим
И каждый вздох, и чуждый взгляд.
Прощай, Садовое кольцо,
Товарища родные плечи,
Я вижу строгое лицо,
Я слышу правильные речи.
А мы ни в чем не виноваты,
Мы постучались ночью к вам,
Как все бездомные солдаты,
Что просят крова по дворам.

Конечно, эти слова легко, как бы сами собой, ложились на музыку. И многие композиторы не упускали случая сделать из них песню. Шпаликов иногда и сам пел под гитару свои стихи. А ещё песни на его тексты писали Петр Тодоровский, Сергей Никитин, Исаак Шварц и многие другие. В среде почти умершего движения авторской песни до сих пор иногда появляются новые мелодии на шпаликовские стихотворения. Одна из самых известных песен Сергея Никитина в соавторстве с Геннадием Шпаликовым – «Рио-Рита». На эти же стихи Петр Тодоровский сделал свою песню к кинофильму «Военно-полевой роман». Представьте себе раннее лето 41-го года, счастливые советские люди строят светлое будущее и даже не подозревают о том, какой ужас им предстоит пережить. Как точно передают эти стихи дух того времени – как будто поэт сам всё это пережил!

Городок провинциальный, летняя жара,
На площадке танцевальной – музыка с утра.
Рио-Рита, Рио-Рита, вертится фокстрот,
На площадке танцевальной – сорок первый год.
Ничего, что немцы в Польше, но сильна страна.
Через месяц и не больше кончится война.
Рио-Рита, Рио-Рита, вертится фокстрот,
На площадке танцевальной – сорок первый год.
Городок провинциальный, летняя жара,
На площадке танцевальной – музыка с утра.
Рио-Рита, Рио-Рита, соло на трубе,
Шевелюра не обрита, ноги при себе.

Артистизм, эмоциональный талант, способность искренне и глубоко вжиться в ситуацию и точно её передать – ещё одно свойство развитого зрительного вектора.

Пройдя через кризис, победив пагубное пристрастие к алкоголю, Геннадий Шпаликов повторно женится, на этот раз на ещё одной прекрасной актрисе Инне Гулая («Когда деревья были большими»). Второй брак начинался романтично, как в сказке – безумная страсть, свадьба, семья, построенная на любви, рождение дочери, творческие успехи и огромные планы на будущее, новая квартира в центре Москвы, которую Инна превратила в настоящее уютное гнездышко. «Она всё вокруг делает красивым!» – по-зрительному восхищался женой Шпаликов. Вот его стихи, посвященные Инне, спокойные, полные любви и нежности:

Под ветром сосны хорошо шумят,
Светает рано. Ты не просыпайся,
Ко мне плечом горячим прикасайся,
Твой сон качают сосны и хранят.
Тебя держу, тебя во сне несу
И слышу — дятел дерево колотит,
Сегодня воскресение в лесу,
На даче, на шоссе и на болоте.
Покой еще не начатого дня,
Неясные предметов очертанья.
Я думаю, как ты вошла в меня,
В мои дела, заботы и сознанье.
Уходят в будни наши торжества,
Но по утрам хочу я просыпаться,
Искать слова и забывать слова,
Надеяться, любить, повиноваться.

Творческий поиск и звуковой вектор

Но и на этот раз семейная идиллия длилась недолго. Шпаликов стал всё больше возвращаться к привычке выпивать, и это не находило понимания в семье. Разлад становился всё более явным, от чего особенно страдала его дочь Даша, вот как она об этом вспоминает:

 

Дом, который еще совсем недавно казался мне таким устроенным, красивым и надежным, стал рушиться. Со стеллажей в папином кабинете начали пропадать книги — целыми полками. Потом со стен исчезли картины, подаренные родителям Марком Шагалом. Маленькие яркие полотна с летающими женщинами, которые я так любила рассматривать.

 

Мы видим в личности Шпаликова пронзительный, очень болезненный звуковой вектор. Вот он-то и явился причиной пустоты, которая так часто накатывала, не давала дышать, жить, создавала «черную дыру» внутри. Звуковой вектор наделяет человека постоянным духовным поиском, заставляет искать ответы на главные вопросы: для чего мы живем? Как устроена Вселенная? От чего мы произошли? Звуковая поэзия всегда о жизни и смерти, о Боге, о душе. Зрительная – о любви, красоте и природе. У Шпаликова было и то, и другое. И если зрение было развитым и наполненным, то звук был страдающим, нереализованным, тупиковым. В этом случае напряжение нарастает, жизнь кажется всё более бессмысленной. Избавиться от этого безумия силой воли практически невозможно. Вот почему люди, у кого звук в таком гнетущем состоянии, находятся на грани психического заболевания, пытаются глушить его алкоголем или наркотиками, но от себя не убежишь. «Профессиональное» заболевание звуковика – депрессия.

Из стихов видно, что звук не отпускал Шпаликова ни на минуту. Можно привести ряд стихотворений, которые начинаются позитивно, весело, по-зрительному, а заканчиваются всё равно звуковыми мыслями о смерти, о желании освободить душу от тела:

Зубы заговаривал,
А теперь — забыл
Я секреты варева,
Травы ворожбы.
Говорю: дорога
Лучше к январю,
Что глазами трогал,
То и повторю.
То, что губ касалось,
Тронула рука,—
Это не казалось,
А наверняка.
Говорю: во плоти
Вижу существо,—
А во мне колотит
Жизни волшебство.
Зубы заговаривать,
Чепуху молоть,
Чтоб дорожкой гаревой
Убегала плоть.
Чтобы возле рынка,
В сборище людском,
Плавать невидимкой
В небе городском.

Точка невозврата

Увлечение алкоголем не спасало, тяжелые звуковые состояния преследовали поэта – начались проблемы с психическим здоровьем, Шпаликов всё больше времени проводил в больницах, а выйдя из них – опять возвращался к пагубной привычке. Тем временем семья бедствовала – новых ролей Инне не давали, а зарплата актрисы была крошечная. В конце концов Геннадий и Инна окончательно расстались.

Вся эта семейная трагедия, разрыв с дочерью, собственная беспомощность ещё больше усугубляли и без того сложное состояние поэта. Из воспоминаний его дочери Дарьи мы видим, что Шпаликов был бы отличным отцом, мог подолгу сидеть с больным ребенком, читал ей сказки, гулял с ней. Тут виден ещё один вектор – анальный. Обладатели этого вектора – отличные мужья и отцы, хозяева. Семья – великая ценность для них. Всё что они делают – делают основательно и на века. Кстати, века – читай «прошлое» – их конёк. Такие люди отличные историки, хранители традиций, консерваторы. Вот одно из стихотворений, в котором просвечивает чувство сожаления о прошлом, ностальгия по детству:

 

По несчастью или к счастью,
Истина проста:
Никогда не возвращайся
В прежние места.
Даже если пепелище
Выглядит вполне,
Не найти того, что ищем,
Ни тебе, ни мне.
Путешествие в обратно
Я бы запретил,
Я прошу тебя, как брата,
Душу не мути.
А не то рвану по следу -
Кто меня вернет? -
И на валенках уеду
В сорок пятый год.
В сорок пятом угадаю,
Там, где – боже мой! -
Будет мама молодая
И отец живой.

В хорошем состоянии этого вектора его обладатели отличаются здоровой долей перфекционизма и бесконечной усидчивостью. Писатель, сценарист, режиссер не может быть без анального вектора – ему необходимо терпение и способность к долгому, кропотливому труду. И конечно, разрыв с семьей, произошедший по «звуковым» причинам, больно ударил по самоощущению поэта в анальном векторе. Состояние его усугублялось и, думаю, что именно потеря семьи стала точкой невозврата. Никакие лекарства и больницы, конечно, помочь уже не могли.

Людей теряют только раз…

И вдруг однажды Шпаликов прекратил затянувшийся запой и засел за очередной сценарий. Пьеса называлась «Девочка Надя, чего тебе надо?» Никто до сих пор не знает точно понимал ли Шпаликов, что этому сценарию не суждено быть поставленным – тема слишком тяжелая, слишком «кричащая» и совершенно не проходная с точки зрения идеологии того времени. Главная героиня, пройдя трудный жизненный путь, дослужившись до должности депутата Верховного Совета, теряет почву под ногами и в самом конце пьесы совершает самосожжение. Через несколько дней после окончания работы над сценарием, отослав его в ГосКино, Шпаликов кончает жизнь самоубийством. Он повесился на одной из писательских дач в Переделкино. Наутро его нашел драматург и сценарист Григорий Горин, но помочь уже ничем не смог – было слишком поздно.
Спустя много лет режиссер Петр Тодоровский так напишет о Геннадии Шпаликове в журнале «Огонек»:

 

«К сожалению, Генка много пил – пил, как часто это бывает с мужчинами, от мужского одиночества, жена от него ушла, мать его тоже не пускала, он болтался по друзьям, средств к существованию не было, и самое больное место – он писал, но писал не то, что хотел… У него была огромная масса замыслов, о которых он рассказывал. И почти ничего не удалось воплотить»

 

Петр Ефимович очень тонко заметил важную вещь – Шпаликов писал не то, что хотел. Вся трагедия этой творческой личности в том, что он сам не знал о чем хотел писать– так проявляется звуковой вектор, не находящий реализации. Не было ответов на главные вопросы, нескончаемый поиск совсем вымотал его. Неудивительно, что те замыслы, которыми поэт делился с Тодоровским, не были воплощены – всё это было не то, казалось пустым, не существенным. Возможно какие-то темы и захватывали, но спустя небольшой промежуток времени автор разочаровывался в них. Конечно, жене и матери надо было бы быть чутче и терпимее, а главное – тише. Т.е. в буквальном смысле не орать, не пилить, и, главное, не скандалить (хотя для эмоциональной кожно-зрительной актрисы это было бы сложным испытанием).

Звуковой вектор любит тишину, она его успокаивает и позволяет сосредоточиться на внутренних ощущениях, найти ответы в себе. Но окружающие не понимали что происходит – к сожалению, тогда не было системно-векторной психологии, родные не знали как помочь поэту. Когда муж всё выносит из дома и остановить это невозможно – как жить в нищете и как воспитывать ребенка? Я иногда с сожалением думаю о том, что если бы Шпаликов потерпел ещё чуть-чуть, ещё несколько лет, то, возможно, подросшая дочь стала бы ему спасением. У Даши тоже очень сильный звуковой вектор, им явно было бы о чем поговорить. Может быть, они смогли бы поддержать друг друга? Этого мы уже никогда не узнаем, к сожалению.

Эпилог

Первого сентября 2009-го года на входе в здание ВГИКа был открыт памятник трём знаменитым его выпускникам – Андрею Тарковскому, Василию Шукшину и Геннадию Шпаликову. И хотя никто из них никогда не работал во ВГИКе, студенты и преподаватели этого ВУЗа считают их самыми знаковыми фигурами, наиболее повлиявшими на отечественный кинематограф.

Я к вам травою прорасту,
Попробую к вам дотянуться,
Как почка тянется к листу
Вся в ожидании проснуться.
Однажды утром зацвести,
Пока ее никто не видит,
А уж на ней роса блестит
И сохнет, если солнце выйдет.
Оно восходит каждый раз
И согревает нашу землю,
И достигает ваших глаз,
А я ему уже не внемлю.
Не приоткроет мне оно
Опущенные тяжко веки,
И обо мне грустить смешно,
Как о реальном человеке.
А я — осенняя трава,
Летящие по ветру листья,
Но мысль об этом не нова,
Принадлежит к разряду истин.
Желанье вечное гнетет,
Травой хотя бы сохраниться —
Она весною прорастет
И к жизни присоединится.

Статья написана по материалам тренинга по Системно-векторной психологии Юрия Бурлана.